Неточные совпадения
В конце села под ивою,
Свидетельницей
скромноюВсей жизни вахлаков,
Где праздники справляются,
Где сходки собираются,
Где днем секут, а вечером
Цалуются, милуются, —
Всю ночь огни и шум.
Бывало, ты
в окружности
Один, как солнце на небе,
Твои деревни
скромные,
Твои леса дремучие,
Твои поля кругом!
Все
в ней было полно какого-то
скромного и
в то же время не безрасчетного изящества, начиная от духов violettes de Parmes, [Пармские фиалки (франц.).] которым опрыскан был ее платок, и кончая щегольскою перчаткой, обтягивавшей ее маленькую, аристократическую ручку.
Третий, артиллерист, напротив, очень понравился Катавасову. Это был
скромный, тихий человек, очевидно преклонявшийся пред знанием отставного гвардейца и пред геройским самопожертвованием купца и сам о себе ничего не говоривший. Когда Катавасов спросил его, что его побудило ехать
в Сербию, он скромно отвечал...
Он извинился и пошел было
в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее — не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и
скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что
в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо его, было что-то особенно ласковое и нежное.
Вошел секретарь, с фамильярною почтительностью и некоторым, общим всем секретарям,
скромным сознанием своего превосходства пред начальником
в знании дел, подошел с бумагами к Облонскому и стал, под видом вопроса, объяснять какое-то затруднение. Степан Аркадьич, не дослушав, положил ласково свою руку на рукав секретаря.
Старый, запущенный палаццо с высокими лепными плафонами и фресками на стенах, с мозаичными полами, с тяжелыми желтыми штофными гардинами на высоких окнах, вазами на консолях и каминах, с резными дверями и с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после того как они переехали
в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он не столько русский помещик, егермейстер без службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам —
скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой женщины.
Нынче
в пять часов утра, когда я открыл окно, моя комната наполнилась запахом цветов, растущих
в скромном палисаднике.
Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти
в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот,
в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и
скромном поведении, умирает от апоплексического удара.
Трещит по улицам сердитый тридцатиградусный мороз, визжит отчаянным бесом ведьма-вьюга, нахлобучивая на голову воротники шуб и шинелей, пудря усы людей и морды скотов, но приветливо светит вверху окошко где-нибудь, даже и
в четвертом этаже;
в уютной комнатке, при
скромных стеариновых свечках, под шумок самовара, ведется согревающий и сердце и душу разговор, читается светлая страница вдохновенного русского поэта, какими наградил Бог свою Россию, и так возвышенно-пылко трепещет молодое сердце юноши, как не случается нигде
в других землях и под полуденным роскошным небом.
Поклонник славы и свободы,
В волненье бурных дум своих,
Владимир и писал бы оды,
Да Ольга не читала их.
Случалось ли поэтам слезным
Читать
в глаза своим любезным
Свои творенья? Говорят,
Что
в мире выше нет наград.
И впрямь, блажен любовник
скромный,
Читающий мечты свои
Предмету песен и любви,
Красавице приятно-томной!
Блажен… хоть, может быть, она
Совсем иным развлечена.
Освободясь от пробки влажной,
Бутылка хлопнула; вино
Шипит; и вот с осанкой важной,
Куплетом мучимый давно,
Трике встает; пред ним собранье
Хранит глубокое молчанье.
Татьяна чуть жива; Трике,
К ней обратясь с листком
в руке,
Запел, фальшивя. Плески, клики
Его приветствуют. Она
Певцу присесть принуждена;
Поэт же
скромный, хоть великий,
Ее здоровье первый пьет
И ей куплет передает.
Они, проехавши, оглянулись назад; хутор их как будто ушел
в землю; только видны были над землей две трубы
скромного их домика да вершины дерев, по сучьям которых они лазили, как белки; один только дальний луг еще стлался перед ними, — тот луг, по которому они могли припомнить всю историю своей жизни, от лет, когда катались по росистой траве его, до лет, когда поджидали
в нем чернобровую козачку, боязливо перелетавшую через него с помощию своих свежих, быстрых ног.
Грэй машинально взглянул на Летику, продолжавшего быть тихим и
скромным, затем его глаза обратились к пыльной дороге, пролегающей у трактира, и он ощутил как бы удар — одновременный удар
в сердце и голову.
Неожиданная весть сильно меня поразила. Комендант Нижнеозерной крепости, тихий и
скромный молодой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана Кузмича. Нижнеозерная находилась от нашей крепости верстах
в двадцати пяти. С часу на час должно было и нам ожидать нападения Пугачева. Участь Марьи Ивановны живо представилась мне, и сердце у меня так и замерло.
Понемногу она стала привыкать к нему, но все еще робела
в его присутствии, как вдруг ее мать, Арина, умерла от холеры. Куда было деваться Фенечке? Она наследовала от своей матери любовь к порядку, рассудительность и степенность; но она была так молода, так одинока; Николай Петрович был сам такой добрый и
скромный… Остальное досказывать нечего…
Фенечка так и бросилась к нему и, обвив руками и его и сына, припала головой к его плечу. Николай Петрович удивился: Фенечка, застенчивая и
скромная, никогда не ласкалась к нему
в присутствии третьего лица.
Писатель был страстным охотником и любил восхищаться природой. Жмурясь, улыбаясь, подчеркивая слова множеством мелких жестов, он рассказывал о целомудренных березках, о задумчивой тишине лесных оврагов, о
скромных цветах полей и звонком пении птиц, рассказывал так, как будто он первый увидал и услышал все это. Двигая
в воздухе ладонями, как рыба плавниками, он умилялся...
Совершенно невозможно было представить, что такие простые,
скромные люди, спокойно уверенные
в своей силе, могут пойти за веселыми студентами и какими-то полуумными честолюбцами.
По бокам парадного крыльца медные и эмалированные дощечки извещали черными буквами, что
в доме этом обитают люди странных фамилий: присяжный поверенный Я. Ассикритов, акушерка Интролигатина, учитель танцев Волков-Воловик, настройщик роялей и починка деревянных инструментов П. Е.
Скромного, «Школа кулинарного искусства и готовые обеды на дом Т. П. Федькиной», «Переписка на машинке, 3-й этаж, кв.
По ее рассказам, нищий этот был великий грешник и злодей,
в голодный год он продавал людям муку с песком, с известкой, судился за это, истратил все деньги свои на подкупы судей и хотя мог бы жить
в скромной бедности, но вот нищенствует.
«Юноша оказался… неглупым! Осторожен. Приятная ошибка. Надобно помочь ему, пусть учится. Будет
скромным, исполнительным чиновником, учителем или чем-нибудь
в этом роде.
В тридцать — тридцать пять лет женится, расчетливо наплодит людей, не больше тройки. И до смерти будет служить, безропотно, как Анфимьевна…»
А Миша постепенно вызывал чувство неприязни к нему. Молчаливый,
скромный юноша не давал явных поводов для неприязни, он быстро и аккуратно убирал комнаты, стирал пыль не хуже опытной и чистоплотной горничной, переписывал бумаги почти без ошибок, бегал
в суд,
в магазины, на почту, на вопросы отвечал с предельной точностью.
В свободные минуты сидел
в прихожей на стуле у окна, сгибаясь над книгой.
— Говорят, вышел он от одной дамы, — у него тут роман был, — а откуда-то выскочил
скромный герой — бац его
в упор, а затем — бац
в ногу или
в морду лошади, которая ожидала его, вот и все! Говорят, — он был бабник,
в Москве у него будто бы партийная любовница была.
Но есть другая группа собственников, их — большинство, они живут
в непосредственной близости с народом, они знают, чего стоит превращение бесформенного вещества материи
в предметы материальной культуры,
в вещи, я говорю о мелком собственнике глухой нашей провинции, о
скромных работниках наших уездных городов, вы знаете, что их у нас — сотни.
Изредка, осторожной походкой битого кота
в кабинет Варавки проходил Иван Дронов с портфелем под мышкой, чистенько одетый и
в неестественно скрипучих ботинках. Он здоровался с Климом, как подчиненный с сыном строгого начальника, делая на курносом лице фальшиво-скромную мину.
«Дома у меня — нет, — шагая по комнате, мысленно возразил Самгин. — Его нет не только
в смысле реальном: жена, дети, определенный круг знакомств, приятный друг, умный человек, приблизительно равный мне, — нет у меня дома и
в смысле идеальном,
в смысле внутреннего уюта… Уот Уитмэн сказал, что человеку надоела
скромная жизнь, что он жаждет грозных опасностей, неизведанного, необыкновенного… Кокетство анархиста…
Очень успокаивало Самгина полное отсутствие монументальных городовых на постах, успокаивало и то, что Невский проспект
в это утро казался тише,
скромнее, чем обычно, и не так глубоко прорубленным
в сплошной массе каменных домов.
Дождь вдруг перестал мыть окно,
в небо золотым мячом выкатилась луна; огни станций и фабрик стали
скромнее, побледнели, стекло окна казалось обрызганным каплями ртути. По земле скользили избы деревень, точно барки по реке.
Освобожденный стол тотчас же заняли молодцеватый студент, похожий на переодетого офицера, и
скромного вида человек с жидкой бородкой, отдаленно похожий на портреты Антона Чехова
в молодости. Студент взял карту кушаний
в руки, закрыл ею румяное лицо, украшенное золотистыми усиками, и сочно заговорил, как бы читая по карте...
Самгин остановился. Он знал Гейнце,
скромного и умного человека, очень заметного работника
в культурных учреждениях города.
Появились меньшевики, которых Дронов называл «гоц-либер-данами», а Харламов давно уже окрестил «
скромными учениками немецких ортодоксов предательства», появлялись люди партии конституционалистов-демократов, появлялись даже октябристы — Стратонов, Алябьев, прятался
в уголках профессор Платонов, мелькали серые фигуры Мякотяна, Пешехонова, покашливал, притворяясь больным, нововременец Меньшиков, и еще многие именитые фигуры.
Но скоро Самгин почувствовал, что эта
скромная женщина
в чем-то сильнее или умнее его.
День, с утра яркий, тоже заскучал, небо заволокли ровным слоем сероватые, жидкие облака, солнце, прикрытое ими, стало, по-зимнему, тускло-белым, и рассеянный свет его утомлял глаза. Пестрота построек поблекла, неподвижно и обесцвеченно висели бесчисленные флаги, приличные люди шагали вяло. А голубоватая,
скромная фигура царя, потемнев, стала еще менее заметной на фоне крупных, солидных людей, одетых
в черное и
в мундиры, шитые золотом, украшенные бляшками орденов.
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю
в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой руки, — ты возьми-ка себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и книги будет
в порядке держать, — не хочешь обедать с Валентином — обед подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него — хороший. А мальчишка он —
скромный, мечтатель только.
После нескольких месяцев тюрьмы ее сослали
в глухой городок Вятской губернии. Перед отъездом
в ссылку она стала
скромнее одеваться, обрезала пышные свои волосы и сказала...
Она мешала Самгину обдумывать будущее, видеть себя
в нем значительным человеком, который живет устойчиво, пользуется известностью, уважением; обладает хорошо вышколенной женою, умелой хозяйкой и
скромной женщиной, которая однако способна говорить обо всем более или менее грамотно. Она обязана неплохо играть роль хозяйки маленького салона, где собирался бы кружок людей, серьезно занятых вопросами культуры, и где Клим Самгин дирижирует настроением, создает каноны, законодательствует.
Елизавета Львовна
в необыкновенно широкой темной мантии казалась постаревшей, монашески
скромной и не такой интересной, как она была
в Петербурге.
Он по натуре учитель, счетовод
в банке, вообще что-нибудь очень
скромное.
— Но все, знаете, как-то таинственно выходило: Котошихину даже и шведы голову отрубили, Курбский — пропал
в нетях, распылился
в Литве, не оставив семени своего, а Екатерина — ей бы саму себя критиковать полезно. Расскажу о ней нескромный анекдотец, скромного-то о ней ведь не расскажешь.
В скромном, черном платье с кружевным воротником, с красной розой у пояса, маленькая, точно подросток, Дуняша наполняла зал словами такими же простенькими, как она сама.
— Нет, это снял доктор Малиновский. У него есть другая фамилия — Богданов. Он — не практиковал, а, знаешь, такой — ученый.
В первый год моей жизни с мужем он читал у нас какие-то лекции. Очень
скромный и рассеянный.
Что же стало с Обломовым? Где он? Где? На ближайшем кладбище под
скромной урной покоится тело его между кустов,
в затишье. Ветви сирени, посаженные дружеской рукой, дремлют над могилой, да безмятежно пахнет полынь. Кажется, сам ангел тишины охраняет сон его.
А избрать
скромную, трудовую тропинку и идти по ней, прорывать глубокую колею — это скучно, незаметно; там всезнание не поможет и пыль
в глаза пускать некому.
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и
в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный
скромный кров или возвратясь от красот южной природы
в березовую рощу, где гулял еще ребенком.
Все юношество кипело около него жизнью, строя великолепные планы будущего; один он не мечтал, не играл ни
в полководцы, ни
в сочинители, а говорил одно: «Буду учителем
в провин — ции», — считая это
скромное назначение своим призванием.
— Да взгляните же на меня: право, посватаюсь, — приставал Нил Андреич, — мне нужна хозяйка
в доме,
скромная, не кокетка, не баловница, не охотница до нарядов… чтобы на другого мужчину, кроме меня, и глазом не повела… Ну, а вы у нас ведь пример…
— Прочь, прочь! — повторила она, убегая снова на крыльцо, — вы опять за дерзости! А я думала, что честнее и
скромнее вас нет
в свете, и бабушка думала то же. А вы…
Служил он прежде
в военной службе. Старики помнят его очень красивым, молодым офицером,
скромным, благовоспитанным человеком, но с смелым открытым характером.
Потом неизменно
скромный и вежливый Тит Никоныч, тоже во фраке, со взглядом обожания к бабушке, с улыбкой ко всем; священник,
в шелковой рясе и с вышитым широким поясом, советники палаты, гарнизонный полковник, толстый, коротенький, с налившимся кровью лицом и глазами, так что, глядя на него, делалось «за человека страшно»; две-три барыни из города, несколько шепчущихся
в углу молодых чиновников и несколько неподросших девиц, знакомых Марфеньки, робко смотрящих, крепко жмущих друг у друга красные, вспотевшие от робости руки и беспрестанно краснеющих.